Ирина Довгань: Меня не надо было привязывать

Оригинал взят у dymovskiy_name в Ирина Довгань: Меня не надо было привязывать

Ирина Довгань: "я вас очень прошу: скажите, что это фотография у столба — мелочь по сравнению с тем, что было, кроме этого столба... Я посмотрела комментарии, а там пишут, что она "мол, героиня, которая вышла с украинской символикой или что это все инсценировка, потому что она, мол, не привязана... Люди, поймите, что меня не надо было привязывать, и вас тоже не надо было бы привязывать, если бы вы стояли под дулами двух десятков автоматов, а на вас орали: "Стоять смирно, тварь". Меня не надо было привязывать, потому что этот столб был мне опорой. Скажите об этом, пожалуйста"
Никуда Ирина не выходила ни с какой символикой. Свои про–киевские взгляды она не скрывает. Была волонтером. Собирала деньги для сил АТО. Возила продукты. Об этом не говорила. Но во время одной из поездок на свою беду сделала фотографии нас планшет. А планшет попал в руки к тем, кто охранял блокпосты на выезде из Ясиноватой. И хотя мужик, который вез посылку мужу Ирины Роману и ее дочери, был "сторонником" ДНР, его сильно избили и он сказал, чей это планшет. Ирину забрали в прошлую субботу прямо из сада около дома. Всего во двор вошли восемь вооруженных людей. "Когда бьют, все коды и пароли говоришь, не задумываясь..." У Ирины в планшете был отчет о потраченных 14000 гривнах и также список людей, которые собрали эти деньги. "Практически все люди к этому времени покинули Донецк, но была одна женщина, о которой я была не уверена, уехала она или нет. Поэтому я всячески старалась обойти ее имя". Они почувствовали. Отвели меня в комнату, где было человек 20 осетин и тот самый Бабай... "Кого героем сделали... Он же — клоун. Все ходил вокруг меня и в красках рассказывал, куда он меня иметь будет. Штаны растегивал. Футболку мне задрал. Говорит: "Да она уже не годится, чтобы иметь по–настоящему. Разве что в рот заставить..." Ржут... Я не говорила ничего и тогда один взорвался. Тем более, что он нашел свою фотографию у меня в планшете. Я случайно раньше сняла именно его и отправила сестре, чтобы показать, что наш город — под контролем осетин. "Ты кому меня сдать хотела?" Вскоре принесли табличку, которую я потом держала. Они привезли меня на ту площадь. Это — кольцо. Много машин и людей. Обмотали флагом, который нашли в комнате дочери. И этот ободок — тоже из моего дома. Я стояла более трех часов. Мужчины не били. Ругались сильно, но не били. Почему били только женщины? Не знаю. Одна старуха даже своей палкой меня била. Я не знала, как я стояла. Столб помогал. Журналистов заметила. Они фотографировали с совершенно невозмутимыми лицами. Потом кто–то приехал, стал требовать, что меня им передали, но осетины меня им не отдали. Снова увезли к себе. Бросили в камеру. Вот там было страшно. На площади я хотя бы знала, что меня не изнасилуют. А там — не знаешь чего ждать. Постоянно в камеру врывался один и тот же осетин и просто пинал меня в грудь ногой. Потом притащили какого–то парня и били его. Потом я услышала: "сейчас педика приведем". Потом я узнала, что соседка на кого–то донесла, что он, якобы, к ее дочери в трусы лез. Его страшно били, а он выл, что он ничего такого не делал. И я выла и по камере ползала. Потому что было очень страшно...."
Потом Ирину неожиданно перевели на 3ий этаж здания. И пытки прекратились. Именно там "востоковцы" уже иначе с ней разговаривали, давали обезболивающее. На следующий день ее вывели из здания и повели в другое. "Я очень боялась этого перехода. А вдруг снова начнется..." Человек, который ее вел, успокаивал, "самое страшное позади, все будет хорошо". Ее привели в кабинет к Ходаковскому. Он был не один. Там проводилось собрание. Ее посадили рядом с Ходаковским. Он был в ярости. "Явно он был озлоблен тем, что его осетинские "герои" так его подставили..." Он просил Ирину назвать тех, кто активно ее мучил. "Мне было тяжело это делать, так как я не знаю их всех пьешь именам. Но Бабай и "Заур" — да". Ходаковский вернул ей ключи от машины и тот самый планшет. "Он сказал, что то, я делала — не преступление, даже если я это делала для другой стороны".
Потом в кабинет вошел "чернявый журналист", который оказался Марком Франкетти. Он забрал Ирину. Передал ее другому американскому журналисту. Они впервые за пять дней накормили Ирину. Поселили в комнате между двумя своими. "Явно боялись за меня, что те осетины могут попытаться забрать". Ходаковский тоже приставил охрану. "Они оказались человечными. На следующий день даже решили съездить со мной в Ясиноватую, чтобы я могла забрать своих трех кошек и собаку, и немного теплой одежды для мужа и дочери". А потом сопроводили до границы ДНР. "Когда мы прощались, один из них сделал движение, как будто хотел меня обнять. И вдруг я сама его неожиданно обняла. А потом думала–думала, зачем я это сделала... Почему я откликнулась..."
Ирина не знает сколько точно людей содержится в том здании. Когда ее "подняли" на 3ий этаж, там уже никого не били. Она видела женщину 58 лет с артритом, которую арестовали за "украинские взгляды" по доносу ее соседки на рынке, которая просто хотела захватить ее место.
Что делать дальше — она не знает. Вместе с мужем приняли решение, что молчать не будут. "Я не буду говорить ничего, чего не было. И то, что люди — разные, и что есть Бабай. Подавать заявление? А смысл? Ни одна система же толком не работает. Третью ночь не сплю. Вчера звонил психолог: сказала, что это — следствие пережитого"

P.S. То, что я передала — крошечная доля того, что сказала мне Ирина и ее муж Роман. К нему и дочери она приехала сама, на возвращенной машине, вместе с кошками и собакой.

"Это будет последняя война для России, потому что процесс распада этноса уже практически заверш

Оригинал взят у dymovskiy_name в "Это будет последняя война для России, потому что процесс распада этноса уже практически завершен"

Я думаю, мы сейчас наблюдаем становление самой страшной для России войны за двадцатый и двадцать первый век. Не в смысле количества погибших, а в смысле того, что происходит сейчас с обществом. Еще ни одна нация ни за одну войну не додумалась до того, что можно за деньги отказываться от имен своих павших мужей. Что можно за компенсацию или картиру снять имя своего мужа с его могилы. Что можно отказаться от имени павшего отца своих детей. Что можно выдавать погибшего за живого. Что можно соглашаться с тем, что их несуществующие вроде как тела будут закопаны в безымянных могилах в несуществующей вроде как войне в несуществующей вроде как стране.
Как можно быть десантником, каждый день проходить по плацу мимо плакатов "честь, отвага, доблесть", а потом подчиниться мелкому ополоумевшему гэбисту и по его приказу пойди умирать, ДОБРОВОЛЬНО отказавшись от своего имени, стерев воспоминания о себе из окружающей жизни — я не понимаю этого.
В Чечне мы делали смертники из стальных ложек, потому что если будешь гореть в бэтэре, то штатный аллюминиевый смертный медальон плавится — и это было главным посылом той войны: быть опознанным. Иметь возможность быть похороненным. Иметь право хотя бы на свое имя, если уж на жизнь не получилось. И наши командиры нам только помогали в этом.
Посыл же этой войны — быть неопознанным. Умереть без собственного имени.
Я не понимаю, как можно скупать своих погибших граждан, тобою же и посланных на войну.
Я не понимаю, как можно продать своего погибшего мужа, сына, брата за компенсацию.
Я не понимаю этого.
Это реально страшно.
Я говорю, что это будет последняя война для России не потому, что ей не хватит сил или экономики.
Это будет последняя война для России, потому что процесс распада этноса уже практически завершен. Моральная деградация нации уже практически состоялась. И эта война только добьет её.
Да и нет уже больше никакой нации. Нет никаких общностей, которые могли бы сказать о каждом своем члене — "мы".
Эта территория населена отдельными группками и сообществами агрессивных озлобленных людей, случайно соединенных друг с другом внешними обстоятельствами, и готовых нападать на всех прочих, кто не входит в их стаю — и никакой нации здесь уже не существует.
Я думаю, когда потомки будут изучать это время, в которое мы сейчас с вами живем, они не смогут описать его.
Потому что, чтобы понимать, что такое "путинизм", в нем надо жить.
Даже наши ближайшие соседи этого не понимают. Ураинцы мне пишут — "Россия, просыпайся". Да мы не спим, блин…
Когда человека сами же пытаются убить за то, чтобы не мешал им сдыхать безымянными пронумерованными трупами на необъявленной войне с замалеванными краской бортовыми номерами и снятыми погонами под табличкой с номерком… Я не знаю, что дальше еще нужно говорить.
Каждый раз, когда я в сводках встречаю имена своих знакомых, я каждый раз удивляюсь — ну вот с ним–то точно ничего не могло было произойти.
Шлоссберг теперь, значит. Его, значит, теперь очередь.
Ну–ну..

Аркадий Бабченко

https://www.facebook.com/babchenkoa/posts/534160813350823?fref=nf

Отец 32 детей с сыновьями защищает Мариуполь от российской армии

Оригинал взят у olegpanfilov2 в Отец 32 детей с сыновьями защищает Мариуполь от российской армии

Один из местных жителей - отец 32 детей (29 приемных) Геннадий Мохненко - вместе с сыновьями помогает строить оборонительные сооружения.
"Роем окопы вместе с сыновьями под Мариуполем. Кто-нибудь разбудите меня и давайте вместе посмеемся с этого дурацкого сна. Я, русский человек, вместе со своими приемными сыновьями рою окопы под Мариуполем, готовясь к отражению атаки российских танков (они всего лишь в 20 км отсюда)... Боже, как же хочется проснуться и посмеяться от души над этим ночным кошмаром. Но, увы", - пишет он.










Отсель